Откровенное интервью с бывшим пациентом днепропетровской психбольницы строгого режима

В Днепропетровске находится единственная на всю Украину психиатрическая больница строгого режима.

34-летний Геннадий Спивак из Днепродзержинска, эколог, спортсмен, постоянный донор и примерный семьянин, был обвинен в преступлении и помещен на принудительное лечение в эту самую больницу. Недавно уполномоченная по правам человека при Верховной Раде Валерия Лутковская с помощью областной прокуратуры добилась, чтобы Геннадия выпустили из медучреждения, из которого раньше на свободу не выходил никто, пишут "Факты".

---

Единственный, кто выбрался "на свободу"

---

О нравах, царящих в следственных изоляторах и тюрьмах, СМИ пишут постоянно. А вот происходящее в психиатрических больницах, где люди, совершившие преступления и признанные невменяемыми, проходят принудительное лечение, всегда было тайной за семью замками. Врачи не спешат рассказывать о таких медучреждениях, а с пациентами журналистам по понятным причинам никто говорить не позволит. Тем более что когда лечение заканчивается, больные, как оказалось, не выходят на свободу, а переводятся из одной больницы в другую. Этот порочный круг может разорвать только их смерть.

Однако в Днепропетровской психиатрической больнице случился прецедент. Пациенту Геннадию Спиваку удалось через суд добиться освобождения. Правда, администрация больницы собирается намеренно оспаривать судебное решение и вернуть Спивака обратно. Но Геннадий сдаваться не собирается.

— Я вообще не мог предположить, что со мной может случиться что-то подобное, — говорит Геннадий Спивак. — Никогда не жаловался на здоровье. Я ведь постоянный донор — много лет сдаю плазму. Треть жизни занимался спортом — легкой атлетикой, имел обширный круг интересов. Семь лет проработал в Израиле. Когда вернулся в Украину, устроился на наш Днепродзержинский металлургический завод контролером в производстве черных металлов. Кроме того, учился в магистратуре Днепродзержинского технического университета, всерьез занимался экологией. Предложил идею переработки автомобильных покрышек в мазут. Еще у меня была семья — жена и ее ребенок от первого брака, которого я воспитывал с двух лет. С неблагополучными компаниями не общался, наркотиков в жизни не пробовал. Правда, курил. В праздник мог выпить бокал вина — не больше.

---

Выпил в ларьке пива

---

Вечер, который перевернул всю его благополучную и устроенную жизнь с ног на голову, Геннадий помнит очень хорошо. Это был день рождения жены. Почти весь день они провели вместе, а потом супруга решила ненадолго зайти к своим родителям. Гена провел ее, а сам поехал к матери — она болела и лежала дома под капельницей. Систему нужно было снять в определенное время. Гена подошел к дому матери заранее, увидел во дворе ларек и решил выпить пива.

— Девушка-продавец спросила меня, откупоривать ли бутылку, — продолжает Геннадий. — Я кивнул. Она протянула мне открытое пиво, я сел за столик возле ларька, сделал два глотка и… потерял сознание. Забегая наперед, скажу: позже выяснилось, что эта продавщица иногда подсыпала прилично одетым покупателям клофелин. Потом она и хозяин ларька (ее сожитель) помогали человеку, "которому внезапно стало плохо", добраться домой и обчищали его квартиру. Так пострадал один мой знакомый вскоре после меня. Но в тот момент, когда я начал терять связь с реальностью, я, конечно, не понимал, что со мной происходит. Уронил голову на руки и "выключился". Разбудил меня мамин сосед Руслан (в свое время отсидевший на зоне вместе с хозяином ларька). Сосед стал трясти меня, просил проснуться, предлагал довести до дома. Я кивнул, плохо соображая, что происходит. Он обхватил меня за плечи и повел… к себе домой. Не к моей маме, хотя прекрасно знал, где она живет, а к себе. Я никогда до этого не был у Руслана дома, ведь каждый в нашем дворе знал, что он — барыга, продает наркотики и употребляет их сам. В общем, я оказался не в квартире, а в настоящем притоне, где находились люди очень неблагополучного вида. Но рассматривать их и тем более задавать Руслану вопросы у меня не было сил. Он подвел меня к кровати, я упал на нее и уснул.

Пришел в себя от того, что с моей шеи кто-то стаскивает золотую цепочку с крестиком. Я попытался схватить вора за руку, но мне не хватило координации. Помню, спросил, который час — мама ведь ждала меня к половине седьмого вечера. Руслан ответил, что половина девятого. Собрав все силы, я встал, вышел в коридор, и тут на меня сзади обрушился удар. Я упал и снова потерял сознание. Сколько пролежал на полу, не знаю. Когда очнулся, очень сильно болел висок. Голова кружилась так, что передвигаться я мог, только держась за стену. Выходя из этой поганой квартиры, споткнулся о тело, которое лежало на пороге. Выяснять, что с этим человеком случилось, у меня не было ни времени, ни сил. Я добрел до соседей и попросил их вызвать скорую помощь и милицию. Через полчаса меня забрали… в райотдел милиции. По подозрению в нанесении телесных повреждений тому человеку, о которого я споткнулся.

---

Следствие "выяснило"

---

Следствие, как это часто бывает, выбрало основную версию совершения преступления и упорно не хотело ее менять. Геннадию даже не провели наркологическую экспертизу, которая могла бы установить, что мужчину опоили клофелином. Следователи не приняли во внимание и то, что на Спивака напали и ударили по голове (так сильно, что мужчине пришлось несколько недель пролежать в реанимации), что его обокрали — сорванный с его груди крестик позже нашли в наркопритоне, правда, уже без массивной золотой цепочки. При этом доказательств, что потерпевшего ранил именно Геннадий, не было. Ни на одном из трех ножей, которые фигурировали в деле как орудия преступления, не было отпечатков пальцев Спивака. Зато на них были отпечатки пальцев отца Руслана: пожилой мужчина в тот вечер тоже находился в квартире у сына, а потом проходил по делу как свидетель. По странному стечению обстоятельств, он повесился перед очередным судебным заседанием.

---

Хуже, чем тюрьма

---

— Доказательств моей вины у суда не было, поэтому посадить в тюрьму меня не смогли, — объясняет Геннадий. — А повесить на кого-то это преступление следствию было необходимо. Поэтому меня решили сделать психом и назначить принудительное лечение. Психиатрическую экспертизу я проходил 56 дней! За это время неоднократно описывал все происходящие со мной события, меня тщательно обследовали, выпытывая, не было ли у меня травм головы. Не чувствуя подвоха, я ответил, что были — когда-то в детстве подрался, потом попал в ДТП и получил сотрясение мозга. Судмедэксперты вынесли вердикт: мол, предыдущие травмы головы, вкупе с выпитым в тот вечер пивом (которого я сделал ровно два глотка), стали причиной моего сумеречного сознания. Однако на момент проведения экспертизы я признавался психически здоровым, без каких-либо отклонений. Несмотря на это, суд отправил меня в Днепропетровскую психиатрическую больницу строгого режима.

Я неоднократно слышал, что в этом заведении применяют карательную медицину. Поэтому ехал туда с большой опаской. Но даже не представлял, что все настолько жутко. Подробно описывать не хочется, скажу только, что это, наверное, хуже, чем тюрьма в общем понимании этого слова.

Спрашивать ни о чем нельзя и тем более отстаивать свое мнение — за это тут же получаешь дополнительное лечение уколами или таблетками. Больной не имеет право даже сходить в туалет не по расписанию, а когда ему этого хочется.

Помню, парень из соседней палаты как-то раз засмеялся над чьей-то шуткой во время ежедневного обхода. "Вы что, не можете сдерживать свои эмоции?" — холодно спросила его заведующая и назначила курс сильнейших седативных препаратов. Когда он через неделю взмолился об уменьшении дозировки, ее, наоборот, увеличили. Вскоре нормальный адекватный парень превратился практически в овощ. Он уже ничего не понимал, не разговаривал, не мог даже держать слюну. В конце концов, поперхнулся едой и стал задыхаться. Вместе с другими ребятами я пытался ему помочь. Врачи прочищали парню дыхательные пути, медсестра делала непрямой массаж сердца. Потом хирург сообразил сделать в сердце укол адреналина. Препарат и шприц врачу дали, а вот длинной иголки в отделении не оказалось. Парень умер у меня на руках.

Еще один пациент однажды отказался от обеда. Скажу сразу — это не удивительно, учитывая, чем там кормили. Кроме прогорклой каши и склизкого безвкусного супа, попадались и "деликатесы": например, хрящи, кости и даже ресницы свиней. Так вот, за непослушание охранники так сильно избили пациента, в основном по ушам, что пробили барабанные перепонки. Парень потом даже фокусы нам показывал: затянется сигаретой, а дым из ушей валит…

---

Пациенты умирают якобы от сердечной недостаточности

---

Карательной медицины в психбольнице боялись все. Мне удалось убедить администрацию, что я хороший строитель (это на самом деле так), поэтому я делал ремонты, а мне за это немного снижали дозировки препарата. Кстати, таблетки, которые меня заставляли глотать, назывались тизерцин. Это сильнейший нейролептик, его назначают при маниакальном поведении, шизофрении и депрессивно-параноидальных состояниях. Как вы понимаете, всего этого у меня не было и в помине. Более того, в инструкции к препарату четко указано, что при вегетососудистой дистонии (а у меня она с детства) он противопоказан. Но это врачей не волновало. Как не волновало и то, что каждые две-три недели кто-то из пациентов умирал якобы от сердечной недостаточности. А на самом деле — от сильнейших препаратов, выпитых в лошадиных дозах. Когда я осознал, что та же судьба ждет и меня, понял, что должен выбраться из больницы любой ценой.

Мать Геннадия Спивака нашла для сына хорошего адвоката. Защитник Юрий Скрыпник сразу же обратился в Красногвардейский суд, где рассматривалось дело о продлении срока лечения Спиваку, и потребовал, чтобы Геннадия вызвали на судебное заседание. Его ходатайство было удовлетворено. Увидев вменяемого, спокойного и юридически подкованного пациента и ознакомившись с выводом судмедэкспертизы, согласно которой он не страдает никакими психическими заболеваниями, суд постановил прекратить лечение Геннадия Спивака.

— Я пробыл в психбольнице два года, — говорит Геннадий. — Каждые шесть месяцев я, как и другие пациенты, проходил медкомиссию, а суд решал, продлевать ли нам лечение. При этом врачи насильно заставляли нас писать заявление о том, что мы отказываемся ехать на судебное заседание. Конечно же, по заявлению больницы всем это лечение продлевали. Но Юрий Скрыпник добился моего присутствия в суде. И мы победили.

Я надеялся, что меня сразу же отпустят на свободу, но не тут-то было. Главврач сказал, что в решении суда говорится только о прекращении лечения, а о том, чтобы меня выпустить, речь не идет. На мой резонный вопрос: что человеку делать в больнице, если он не лечится, мне… снова назначили лекарства. Одновременно больница подала апелляцию, но суд оставил решение об отмене лечения в силе. Несмотря на это, меня продолжали пичкать таблетками еще две недели! Казалось, это не кончится никогда. Тогда отчаявшаеся мама и адвокат обратились к уполномоченной по правам человека при Верховной Раде. Валерия Лутковская сразу же связалась с прокурором Днепропетровской области, и лишь с его помощью меня, наконец, отпустили.

---

Единственный, кто вышел

---

— Геннадий пока единственный пациент Днепропетровской психиатрической больницы строгого режима, который вышел на свободу, — объяснила Валерия Лутковская. — Дело в том, что, согласно приказу Минздрава, после медкомиссии, которую пациенты проходят раз в полгода, предусмотрены только два варианта: оставаться в психбольнице этого режима или переходить в подобное учреждение другого режимного типа. Третьего не дано. Никого — ни врачей, ни судей — не волнует: а может, больной вылечился за первые три месяца, и ему совершенно необязательно находиться в этом медучреждении целых полгода. В нашей стране пациент не может сам подать ходатайство в суд о преждевременной медицинской комиссии или потребовать независимой экспертизы. Не говорю уже о том, что по устоявшейся практике больные в суде, как правило, не присутствуют.

---

Выздороветь невозможно

---

Я имею право посещать психбольницы без предварительного предупреждения руководства. Так вот, когда я поехала в Днепропетровскую больницу, заодно побывала и на судебном заседании у судьи, который рассматривал дело Геннадия Спивака. Мы долго дискутировали. Судья объяснял, что он — не специалист в психиатрии и не может определить, нужно ли продлевать лечение. Мол, для этого есть врачи. А я парировала: "У вас на столе лежит документ — заявление из психбольницы о том, что необходимо продолжить лечение женщины, которая "представляет большую опасность для общества". Что вы, уважаемый судья, можете понять из этого документа? Ничего? А между тем, если бы вы удосужились пригласить пациентку в суд, то знали бы, что эта "опасная для общества женщина" — 85-летняя лежачая, слепая и почти глухая старуха". После моей беседы судья задумался. И именно благодаря этому Геннадий попал-таки на заседание, где решилась его дальнейшая судьба.

Посещение Днепропетровской психиатрической больницы строгого режима произвело на меня угнетающее впечатление. Вместо людей в белых халатах нам навстречу вышли настоящие тюремщики — в форме, с дубинками и наручниками на поясе. В палатах вообще не предусмотрено ни малейшего личного пространства для пациентов. Нет тумбочек, на которых стояли бы фотографии близких или лежали книги. Между кроватями расстояние — сантиметров двадцать. Даже ноги спустить невозможно. Как, скажите мне, в такой атмосфере вообще можно выздороветь?

Мне кажется, эта больница (которая в советские времена существовала при НКВД) — рудимент нынешней системы здравоохранения и вообще не предназначена для излечения пациентов. Все больные, которых я там видела, как один, находятся в заторможенном сомнамбулическом состоянии. А то, в каких они условиях живут, привело меня в ужас. Ведь даже женщины ходят в одной ночной рубашке круглые сутки — и на прогулку, и на обед, в ней же и спят. Помыться и сменить рубашку разрешается раз в неделю! Посещать пациентов могут лишь родственники, причем исключительно в будни, в рабочее время. Почему, непонятно. Если учесть, что такая больница — одна на всю Украину, то жительнице Чернигова или Ивано-Франковска для того, чтобы посетить больного сына, придется надолго отпрашиваться с работы. Попросить друзей из Днепропетровска отвезти ему передачу она не сможет — на это тоже имеют право только родные. В общем, в больнице, по моему мнению, созданы все условия, чтобы люди там никогда не выздоравливали и оттуда не выходили. Не удивительно, что многие умирают.

После мониторинга учреждения мы собрались в кабинете главврача, высказали ему свои замечания и рекомендации, а в письменном виде отправили их в Минздрав. Министерство в свою очередь, вместо того, чтобы принять меры, спустило этот документ главврачу все той же психбольницы, который ответил, что наши замечания не соответствуют действительности. На том дело и заглохло. Но ничего, у нас есть и другие рычаги влияния. По мере сил я буду решать эту проблему и помогать пациентам, как помогла с помощью Днепропетровской областной прокуратуры Геннадию Спиваку.

---

В больнице уверены, что пациента не долечили

---

— Что еще хочет ваш Геннадий? — возмутился главный врач Днепропетровской психиатрической больницы строгого режима Анатолий Кушнир на вопрос о том, почему же Спивака продолжали держать в медучреждении даже после решения суда о прекращении его лечения. — Он находится дома и может продолжать жить полноценной жизнью и делать то, что ему вздумается. Нас обвиняют в том, что мы его передержали? Это неправда. Как только областная прокуратура прислала нам предписание его выпустить, мы тут же сделали это. Мы уважаем закон.

— Почему тогда не выполнили решение суда от 13 октября этого года?

— Оно очень неоднозначное. Там сказано только о прекращении лечения, а не о том, чтобы отпустить пациента. Мы будем, кстати, оспаривать это решение. Раз нам отказали в апелляции — подадим кассационную жалобу. Потому что Геннадий пробыл здесь всего два года и не получил необходимого ему лечения. А это опасно для общества. Он ведь совершил преступление, находясь в сумеречном сознании. Это самый тяжелый вид психического расстройства. Например, один из наших больных, тоже находившийся в сумеречном сознании, убил полсела: одного посадил на кол, второго утопил в колодце, третьего зарезал — и ничего не помнит. Как таких выпускать? Вообще, вопрос о том, здоров ли человек и может ли возвращаться в общество, должны решать только врачи-психиатры.

— И много ваших пациентов вышло на свободу? Я слышала, что за все эти годы Геннадий — первый…

— А вы знаете, сколько времени лечат психбольных в США, Англии, Израиле? По их законам, принудительное лечение может длиться до половины срока, предусмотренного за преступление, которое они совершили в невменяемом состоянии.

— То есть, если даже предположить, что Геннадий действительно нанес тяжкие телесные повреждения человеку (а это предусматривает от пяти до восьми лет лишения свободы), то у вас он мог находиться максимум четыре года, после чего гарантированно вышел бы на свободу?

— Нет. У нас в законодательстве так четко сроки принудительного лечения не прописаны. Зато предусмотрена ступенчатая система лечения, то есть тяжелых больных приводим в чувство мы, а потом они продолжают лечиться в психиатрической больнице усиленного режима. Этого бояться не надо, это нормально. А господин Спивак пробыл у нас столь мало, что говорить о том, что он перелечился и мы его удерживали — не только неправильно, но и бесчеловечно!

— Огромное спасибо Валерии Лутковской, областному прокурору и моей маме за то, что я оказался на свободе, — улыбается Геннадий. — Это настоящее чудо! Больше всего мне хотелось повидаться с семьей и поесть домашней еды, особенно жареного мяса. Встреч с друзьями или развлечений не ищу. У меня дел невпроворот. Ведь мой выход из психбольницы — это не окончательная победа, а только начало борьбы. Учитывая, что больница пытается обжаловать решение суда о моем освобождении, мне, возможно, придется опять проходить судмедэкспертизу. Если прокуратура поставит под вопрос мое психическое состояние на момент совершения преступления, мне придется по-новому доказывать, что я невиновен.

Я очень изменился за эти два года. Стал как-то крепче духом, сильнее внутренне. Меня уже не сломать. С ноября этого года я состою во Всеукраинском парламенте трудоспособных инвалидов, который помимо прочего занимается защитой прав тех, кто потерял здоровье вследствие принудительных мер лечения психических заболеваний. Теперь главная цель в моей жизни — помочь ребятам, несправедливо запроторенным в эту психбольницу, выйти оттуда до того, как из них сделают окончательных инвалидов.

Новости сегодня

>>> Девушка получила сотрясение мозга за брошенную снежку в прохожего

>>> В порту Днепропетровска вторую неделю тонет пароход с людьми

>>> Прокурора из Днепра поймали пьяным на угнанной Audi Q7 с $20000 в кармане